Обоснованно считается, что социальность не благоприобретённая, а врождённая человеческая черта. Основанием для этого утверждения служит то, что движимый страстями и эгоистическими целями, человек, если бы мог, жил один. Тем не менее, хотя совместная жизнь требует обуздания страстей, люди все же объединились. Это значит, что социальное измерение жизни вошло в природу человека и в этом смысле он может быть охарактеризован как «социальное животное» [1, с. 442].

Общеизвестно, что «организованная деятельность стара как мир» [2, с. 43] и возникновение проблем организации коллективной деятельности людей исторически восходит к далекому прошлому [3]. Поэтому мнение, что «организационное развитие началось одновременно с распространением осёдлости людей» [2, с. 43] вполне обоснованно. У первобытных охотников и земледельцев потребность в сотрудничестве, мирном совместном труде диктовалась самими условиями жизни. Обоснованно считается, что «возможно… общество первобытного типа ввиду рудиментарного уровня технологий больше других социальных общностей нуждается в кооперации труда» [4, с. 126]. А поскольку «для правильной организации существования необходим постоянный порядок»[5, с. 321], то этот порядок создаётся и поддерживается соответствующими социальными институтами.

Согласно институциональной теории социальные институты выполняют регулирующие функции, направляя в определённое русло действия людей (подобно тому, как инстинкты руководят поведением животных). Другими словами, «институты обеспечивают процедуры упорядочения поведения людей и побуждают их идти проторёнными путями, которые общество считает желательными» [6, с. 85]. Институциональной формой организованности первобытного общества в первую очередь был род, который обеспечивал возможность не только совместной трудовой деятельности, но и само существование, воспроизводство человека. В этом смысле род был практически идеальной формой организованности для первобытного человека.

Несомненно, структура социального института обеспечивает людей типами стандартного поведения и лишь в крайне редких случаях им приходится придумывать для себя новые типы. В основном же, как максимум, люди выбирают в своём поведении между уже существующими типами, которые заданы a priori. Сами они, как считает П.Л.Бергер, никакого образа жизни, как правило, не изобретают [6, с. 86].

Объяснение механизма формирования этого феномена дали Т. Парсонс и Е. Шилз в своей книге «Путь теории действия»: «Ряд альтернатив в ориентирах действия детерминирован, он присущ отношению деятеля к ситуации и происходит от определённых общих свойств и от природы объектов в их отношении к этим организмам. Этот детерминированный ряд альтернатив, среди которых возможен выбор, определяет границы, в которых допустима их вариантность» [7, р. 6]. Таким образом, институциональный императив выполняет для людей вполне определённую роль: «он ограждает от затруднения, исключая все другие возможности и оставляет только ту, которую общество предопределило ему» [6, с. 86].

Итак, механизм обеспечения стабильности функционирования институциональной системы социума, тем более в традиционном обществе, понятен. В то же время, история человечества неопровержимо доказывает, что абсолютно стабильное состояние общества невозможно. Ведь с одной стороны, «любая норма в ходе её реализации должна “сохранить” свое содержание… С другой стороны, любая реализация нормы выходит за пределы требований нормы» [8, т. 1, с. 69]. Это связано с тем, что приспособляемость и пластичность поведения – два основных свойства нелинейных динамических систем [9, с.275] каковыми являются социальные образования. Именно адаптационные возможности человеческих обществ позволяют им существовать длительное время, обновляясь и находя самобытные пути развития [9, с. 280].

По словам К. Ясперса «существование, всегда в себе незавершённое и невыносимое таким, как оно есть, принимает все новые образцы» [5, с. 32]. И одним из таких новых образцов социальных форм организованности стали организации. Объективно возможность появления организаций была генетически заложена уже в недрах родо-племенного строя самим фактом существования рода и различных функционально необходимых образований (общего собрания членов рода, совета старейшин, мобильных рабочих групп и др.). «Воздействие на людей посредством общественного органа означает поддержание порядка посредством властного принуждения, пришедшего на смену диффузному, то есть рассеянному, не концентрированному воздействию на индивида со стороны других индивидов» [10, с. 20]. Ведь «одним только тем, что коллективная реакция имеет посредником определённый орган, она перестает быть диффузной: она организованна. Организация может быть более совершенной, но с этого момента она уже существует» [11, с. 104]. Всей системой функционально сложившихся форм организованности, обеспечивавшей необходимый порядок в традиционном обществе, возникновение организаций в перспективе было предопределено и становилось только фактором времени.

Если исходить из антропного принципа, то факт наличной социальной организованности говорит о предопределённости её складывания в прошлом. Чтобы человечество могло существовать, условия антропной цивилизации должны были быть жёстко ограниченными на протяжении всей эволюции человечества. Иначе говоря: антропная цивилизация должна быть такой, чтобы в ней на некоторой фазе допускалось существование наличных социальных форм. Т.е. наша социальность не случайна: её комплексы de facto лимитируют многообразие видов устройства жизни. Мир не взорван до сих пор изнутри потому, что имеются универсальные постоянные социальности. И, в частности, в виде законов эффективной коллективности. Хотя общество a priori может организовываться по-разному, условия отбора накладывают жёсткие ограничения на социальную технику в лице системных требований цивилизации. Именно поэтому образование организаций не случайно: это один из способов, приёмов вершения, отправления гарантированной жизни [12, с. 33].

То что организации уже существовали в III тысячелетии до н. э., установлено благодаря глиняным табличкам Шумера и иероглифам Древнего Египта. Относительно же существования организаций в более древние времена, когда ещё не было письменности, однозначное установление этого факта в значительной степени затруднено. Если письменные источники древности дают нам возможность достаточно определённо трактовать упоминаемые в них факты в пользу существования организаций, то их возникновение еще в дописьменный период человеческой истории является для науки всё ещё гипотетическим предположением, имеющим определённую степень обоснованности. И поэтому, когда некоторые авторы, ссылаясь на археологические раскопки, предоставляющие факты о том, что «даже доисторические люди часто жили организованными группами» [13, с. 62], бездоказательно утверждают, что «можно проследить и более древние доказательства существования организаций» [13, с. 62] – это требует подкреплённого фактами научного обоснования.

Опираясь на открытия антропологии приходится признать, что «некоторые из наших представлений о человеческой природе являются довольно наивными» [14, с. 15]. В своих представлениях о поведении людей и, в частности, в древности – мы нередко исходим из каких-то соображений, которые нам кажутся верными. Мы даже можем учитывать, что «в силу существенно важных причин каждая культура придерживается веры в то, что присущие ей чувства и стремления являются единственно нормальным выражением ,,человеческой природыʼʼ» [14, с. 14].

Рассмотрение возникновения первых организаций опирается на законы функционирования социальных общностей и идею «истинной эволюции» включающей в себя – по мнению И. Пригожина и И. Стенгерс – инновации, которые с научной точки зрения должны определяться тремя минимальными требованиями [15, с. 53 – 54].

Первое требование – необратимость. Выражается в нарушении симметрии между прошлым и будущим.

Второе требование – необходимость введения понятия «событие». Как бы ни трактовалось событие, оно означает, что происходящее не обязательно должно происходить. Поэтому в лучшем случае можно описывать события в терминах вероятности. Причём вероятностный характер данного подхода обусловлен отнюдь не неполнотой нашего знания. Но и вероятностного описания оказывается недостаточно. История, явление стоят того, чтобы о них поведать только в том случае, если хотя бы некоторые из описываемых в них событий порождают какой-то смысл. Может оказаться, что событие, казавшееся ранее незначительным, смогло изменить ход истории.

Отсюда третье требование, которое необходимо ввести – некоторые события должны обладать способностью изменять ход эволюции. Это значит, что эволюция должна быть «нестабильной», то есть характеризоваться механизмами, способными делать некоторые события исходным пунктом нового развития, нового глобального взаимообусловленного порядка.

Современным исследователям приходится обращаться за фактами к различным наукам, изучающим древность, в том числе к археологии, антропологии и исторической психологии. В этом случае следует исходить из следующего: «Поскольку наши суждения об обществе и социальном порядке основываются, в конечном счёте, на деятельности самих членов общества, нашей задачей становится выяснение отношений между макроскопическими феноменами, такими, как «культура», и единицами непосредственного переживания, в которых они, можно сказать, реализуются» [16, р. 9]. Т.е. проблема рассматривается с позиции соотнесения той культуры, которая была характерна для наиболее цивилизационно развитых народов древности (источником информации являются в первую очередь археологические раскопки) и тех форм социальной организации (как процесса), которые у них были (источник информации – этнография, историческая психология и антропология).

Однако, по мнению К. Хорни, нам приходится сомневаться относительно нашего психологического всеведения. Ибо на основании сходства каких-то фрагментов современных культур и дописьменных культур Передней и Малой Азии «мы не имеем право заключить, что за ними лежат сходные мотивы» [14, с. 15]. Следует признать, что «у нас больше нет оснований полагать, что какие-либо новые психологические факты обнаруживают универсальную тенденцию, неотъемлемо присущую человеческой природе» [14, с. 15]. И, тем не менее, считала К. Хорни, имеющиеся ограничения с лихвой возмещаются открытием новых возможностей понимания. Это связано с тем, что человеческие чувства и отношения в громадной степени формируются теми условиями, в которых живут люди. И насколько хорошо мы знаем те культурные условия, в которых существовали человеческие сообщества в процессе своего эволюционного развития на рубеже вхождения в цивилизационный этап, настолько есть возможность достичь более глубокого понимания специфического характера чувств и отношений этих сообществ [14, с. 15].

По мнению автора, используя обозначенные выше теоретико-методологические подходы и метод реконструкции, учитывая функционально неисчерпаемый потенциал организаций как специфических форм организованности людей, можно достаточно точно определить предпосылки, условия, механизмы, историческое время и место зарождения первых организаций в истории человечества.

1. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т.3. Новое время. М., 1996.
2. Карлофф Б., Седерберг С. Вызов лидеров. М., 1996.
3. Слезингер Г. Предисловие // Зеленевский Я. Организация трудовых коллективов. Введение в теорию организации и управления. М., 1971.
4. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994.
5. Ясперс Карл Духовная ситуация времени // Ясперс Карл Смысл и назначение истории. М.,1991.
6. Бергер Питер Л. Приглашение в социологию: Гуманистическая перспектива. М., 1996.
7. Parsons T., Shils E. Tooward a General Theory of Action. New York, 1962.
8. Анисимов О.С. Основы методологии: Учебное пособие. В 2т. М., 1994.
9. Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. Введение. М., 1990.
10. Займалин Е.П. Социальная организация труда: переход к социальному сотрудничеству и партнерству. Ульяновск, 1996.
11. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 1996.
12. Ильин В.В. Социология как фундаментальная наука // Социологические исследования.1994. № 3.
13. Мескон М.Х., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. М., 1992.
14. Хорни К. Невротическая личность нашего времени. Самоанализ. М., 1993.
15. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994.
16. Mc Hugh P. Defining the Situation, Bobbs-Merrill, Indianapolis, 1968.

Все статьи автора «Крейк Альфред Иосифович»