УДК 376.622

ЖИЛЬБЕР РОММ: УЧЕНЫЙ, ПЕДАГОГ, РЕВОЛЮЦИОНЕР

Пулькин Максим Викторович
Институт языка, литературы и истории Карельского научного центра

Аннотация
В исследовании представлен анализ дневника Жильбера Ромма — французского ученого и общественного деятеля времен Великой французской революции. Будучи воспитателем Павла Строганова, Ромм совершил ряд поездок по России. Во время путешествий он регулярно делал записи, содержащие уникальные сведения о различных сторонах российского быта.

Ключевые слова: воспитание, дневник, крестьянство, монастырь, православная церковь, приход, путешествие, революция, религия, социализация, старообрядчество


GILBERT ROMM: SCIENTIST, TEACHER, REVOLUTIONARY

Pulkin Maxim Viktorovich
Institute of linguistic, history and literature of Karelian Research Centre

Abstract
The study presents an analysis of the diary Gilbert Romm - French scientist and public figure of the Great French Revolution. Being an educator Paul Stroganov, Romm made several trips to Russia. During his travels, he regularly made records that contain unique information about vari-ous aspects of Russian life.

Рубрика: Общая рубрика

Библиографическая ссылка на статью:
Пулькин М.В. Жильбер Ромм: ученый, педагог, революционер // Психология, социология и педагогика. 2014. № 4 [Электронный ресурс]. URL: https://psychology.snauka.ru/2014/04/3021 (дата обращения: 30.10.2023).

Будущий член революционного Конвента, один из создателей республиканского календаря Жильбер Ромм родился в Риоме в 1750 году. В декабре 1779 года Ромм, к тому времени известный ученый-математик, приехал в Россию. Здесь он стал гувернером сына графа Александра Сергеевича Строганова и на практике применил разработанную им ранее систему. Ее суть заключалась в совместных путешествиях наставника и ученика не только с целью приобретения знаний, но и для закалки — нравственной и физической. Ромма не страшила возможность того, что воспитанник не сможет понять объяснений (последнему не исполнилось в то время и десяти лет). На данном этапе главное — увидеть собственными глазами. По достижении определенного возраста учитель сможет объяснить и теоретическую сторону дела.

После ряда путешествий по России Ромм повез своего воспитанника во Францию. Здесь он регулярно водил юного представителя одной из наиболее выдающихся семейств России в формирующиеся революционные организации. Вскоре в Петербурге стало известно, какое воспитание проводится в Париже. Императрица приказала графу Строганову срочно отозвать сына. Но семена, брошенные рукой Ромма, упали на благодатную почву. Граф Павел Александрович Строганов, став одним из наиболее близких друзей молодого императора Александра I, добивался реформ в крестьянском вопросе и в народном образовании. В 1814 году, отстояв свою Родину, граф дошел с победоносной армией до Парижа, где в то время еще сохранялась память о его учителе. Среди соотечественников Ромм запомнился как деятельный участник событий Великой революции. В составе Конвента он голосовал за казнь короля без права апелляции и отсрочки, подготовил проект реформирования народного образования и разрабатывал проект нового календаря. Путешествие по северу России стало периодом становления будущего монтаньяра.

Взаимоотношения с местными жителями неизбежно составляли одну из главных проблем, представленных в записях Жильбера Ромма. С одной стороны, загадочные обитатели северных деревень стали для него объектом исследования, ради которого и предпринималось путешествие. С другой стороны, с местными жителями приходилось налаживать краткие взаимоотношения, ночевать в их домах и приобретать у них продукты питания. Здесь не обошлось без казусов, которые Жильбер Ромм описывает с присущим ему юмором. Во время одной из встреч путешественники заночевали у бывшего депутата Уложенной комиссии, а к тому времени — известного коммерсанта Севастьяна Вонифатьева. Известно, что Севастьян Вонифатьев, будучи участником комиссии по составлению нового Уложения, добивался расширения прав торгующих крестьян [1]. Два депутата — бывший и будущий — повстречались в Святнаволоке, небольшой деревне. Здесь Жильбер вполне смог оценить северное гостеприимство: «Севастьян Вонифатьев умеет принять гостей, у него находишь содействие, которое вряд ли встретил бы в другом месте и которое так ценно для путешественников в этом глухом углу». Француз не мог не оценить манеры своего собеседника: «обращение его — это обращение вполне учтивого человека, он показался нам хорошим мужем и добрым отцом». Обыкновенная сцена из повседневной жизни сельского торговца поразила Жильбера Ромма: «Вечером вернулся из поездки второй его сын, мальчик 13 лет». Отец протянул ему руку, сын очень почтительно ее поцеловал, при этом они не сказали ни слова друг другу. «Мне казалось, что передо мной знатный вельможа, с его обычной величавостью, вносимой им даже в домашнюю обстановку, встречает сына, не столько нежного и почтительного, сколько боязливого и лицемерного». Но на этом комплименты иссякли. Ромм, будущий революционер, тайком высказывал не вполне заслуженные упреки в адрес энергичного купца Вонифатьева: «состояние его добыто торговлей, которая ведется так: он привозит из плодородных областей России рожь и продает ее на севере втридорога. Я не люблю, когда люди наживаются на чужой беде. Конечно, не он ее виновник, но он строит свое благополучие на голоде и радуется, когда его соотечественники приходят в отчаяние» [2, с. 178].

В другой простой карельской избе Жильбера Ромма ожидал несколько иной прием, давший повод для новых раздумий о странностях вкусов и предпочтений местных обитателей. При посещении Сондалы, одной из небольших местных деревень, Ромм и его товарищи внимательно осмотрели местные рудники и стали задумываться о том, где добыть пропитание. Приобрести у тамошних жителей курицу оказалось трудным делом: «курицы не нашлось, так как карелы едят кур без отвращения». Путешественники купили петуха и попросили хозяйку приготовить обед. Этот кулинарный выбор, как показало развитие событий на следующий день, стал роковым. Уже во время завтрака в поведении хозяев начались странности: «Утром наших товарищей по путешествию угостили согласно местному обычаю: на столе появились лепешки и молоко, каша, солонина. Хозяин ел с ними, и хозяйка от души их угощала». Но угощение для Жильбера Ромма и юного графа оказалось совершенно иным. Хозяева ушли, а оставшаяся в доме старуха спокойно смотрела как гости томятся в ожидании завтрака. Наконец, им пришлось заявить о себе, но и здесь возникли проблемы: «Приходит хозяин, я прошу у него молока; некоторое время он ничего не отвечает, наконец, говорит: “однако, есть”. Это “однако” — пишет Ж. Ромм — меня очень удивило. Казалось, он хотел сказать: “я бы не хотел вам ничего давать, так как вы безжалостные пожиратели петухов, однако я не могу вам сказать, что нет молока, раз оно есть”. Он сам подал нам молоко, его жена, по-видимому, не очень-то склонна была это сделать».

После такого тощего завтрака путешественники явились в два часа к обеду и потребовали приобретенного ранее петуха и бульон, в котором он должен вариться. «Нам подали на большом черном блюде какое-то животное еще чернее этого блюда и без бульона. При этом сделали вид, что не понимают меня. Я воткнул в него нож, из него полез непереваренный ячмень; они не потрудились даже выпотрошить птицу. Пришлось все же есть это отвратительное кушанье, ибо это было все, что мы имели к обеду». Проблема местных нравов и обычаев и связанного с ними религиозного сознания для Ромма стала поистине насущной, приобрела особую остроту. Оказалось, что понимание особенностей поведения местных жителей обеспечивает комфорт, а малейшие ошибки ведут к существенным затруднениям, недопониманию и даже могут стать источником конфликтов. Ромм всеми силами пытается понять специфику мировоззрения аборигенов, и эти усилия не проходят даром.

Собирая материал для будущих лекций, Ромм интересовался точными цифровыми данными, ценами на материал, рабочие руки, торговыми оборотами. В целом посетитель северных скитов отличается от того же Ромма, несколько лет спустя ведущего непримиримую борьбу с католической церковью во имя культа Разума. Жильбер Ромм подробно останавливается на особенностях религиозных воззрений местного населения, спокойно фиксируя наиболее существенные, типичные черты. Он вполне справедливо подчеркивает весьма небольшое значение прихода, православной обрядности в жизни местного населения. «Крестьянин, живущий в отдалении от своего прихода, идет в него лишь в тех случаях, когда его призывают туда дела. Если кто-нибудь из них умирает, они обмывают его, одевают в рубашку, в кальсоны, надевают ему сапоги и поверх всего тела нечто вроде савана, которым окутывают также голову и руки». Затем умершего относят его в часовню, куда собираются родственники и друзья, и они погребают его без участия священника и причта. «Когда среди года появляется священник для сбора небольшой дани, которую ему обязан уплачивать каждый крестьянин, он заодно посещает могилу и совершает молитву над теми, которые ее не получили. От погребения до этой молитвы проходит иногда полгода, а иногда и год. Что касается крестин, то с ними и вовсе не спешат. Когда у одного старика мы спросили, большая ли у него семья, он отвечал, что четверо сыновей, трое в отъезде, четвертый работает в соседнем лесу, он еще не крещен, это самый младший. “А сколько ему лет? – Восемнадцать лет”. Здесь нередко бывает, что отец, приводя сына в приход с целью его окрестить, заодно и обвенчает его, чтобы не ходить часто в церковь» [2, с. 183].

Все эти особенности религиозной жизни открывали широкий простор для старообрядческого влияния, которое не замедлило проявиться. В Олонецкой губернии длительное время существовал особый феномен религиозной жизни — старообрядческое Выговское общежительство, сохранявшее черты дониконовской культуры на протяжении полутора столетий. Поселение староверов стало своеобразной достопримечательностью края. Поэтому визит в старообрядческую «скитну» представляет собой совершенно особое событие в путешествии Жильбера. Известно, что в этот период Выговское старообрядческое поселение переживало благоприятный период, связанный с прекращением гонений на старообрядцев. Необычайно разрослась торговля, окрепли связи с богатыми купцами и знатными вельможами России. Постепенно привыкнув считаться с внешним миром [см. подробнее: 3, с. 68–71], иерархи монастыря охотно допускали к себе любых путников, особенно тех, кто имел рекомендательные письма или мог пожертвовать определенную сумму для нужд обители.

Первым помещением, которое посетил Ромм и его спутники, оказалась местная старообрядческая больница («лазарет»). Порядок оказания медицинской помощи крайне изумил француза. Лечебное учреждение, писал в своем дневнике Ромм, могло бы «представить собой наиболее поучительное зрелище и самое полезное учреждение, если бы несчастные, которые в нем находятся, получали хоть какое-нибудь облегчение. Но им не дают никаких лекарств вследствие отсутствия сведений у руководителей лазарета. Он маленький, темный, затхлый; у каждого больного отдельная келья, а на некотором расстоянии находится часовня. Эти люди получают всяческую духовную помощь, но телесная отсутствует. Они и собрались здесь для того, чтобы страдать и видеть, как страдают другие». Известно, что медицина в старообрядческом поселении оставалась на крайне слабом, зачаточном уровне, что вполне соответствовало общему уровню здравоохранения на северных окраинах империи.

В целом проблема страданий, связанных с парадоксальным, по мнению Ромма, мировоззрением староверов, закономерно выходит в его дневнике на первый план. Ведь, полагал будущий энергичный борец с католической церковью, «раскольников завербовывают в секту и удерживают в ней главным образом при помощи воздействия на чувство. Однако на образах можно изобразить лишь страдания и муки, ибо я не представляю себе, как бы умудрились представить глазу радость и блаженство души в настоящей и будущей жизни. И как это не вызывает отвращения религия, которая может вести человека к добру не иначе, как дорогой скорби и страданий; неужели красноречие, изображающее нам, как верующие достигают блаженства ценой мучений, более неотразимо действует на человека, чем голос природы, который восстает против страданий и призывает нас лучше пещись о нашей сохранности в этой земной жизни, нежели увлекаться сомнительной сладостью будущей?» [2, с. 151].

С такими мыслями Жильбер Ромм и его спутники направились знакомиться с руководителем старообрядческого сообщества бывшим московским купцом Андреем Борисовичем. Первый взгляд на него привел к тяжелым раздумьям: «меня поразило, что женщины все время пресмыкались перед Андреем Борисовичем. Они ползали перед ним на коленях, касаясь лбом пола». Фанатизм, проявленный обитателями старообрядческого скита, вновь побудил Ромма к рассуждениям о сущности религии и ее пагубном воздействии на человека: «Если бы Иисус Христос, снова облекшись во плоть, явился бы им, вряд ли они могли изобрести что-либо иное для унижения своего перед Спасителем христианского мира. Когда он уходил, они снова распростерлись на земле, крича хором: “Спасибо, красное солнышко, спасибо, наш родимый!”». Они провожали его через весь двор, до последних монастырских ворот, а он даже не подумал поднять их. Жильбер Ромм вновь поспешил обобщить свои наблюдения: «Все это характерно для деспотов и для людей, чьи души унижены предрассудками и суеверием. Если бы им отверзся рай, и тогда бы они не высказали больше радости в соединении со священным трепетом, чем при виде Андрея Борисовича». Необычная для иностранца сцена, увиденная в старообрядческом поселении, побудила Ромма к универсальным рассуждениям, связанным с психологией простого народа: «Народ хочет быть руководимым без всяких усилий ума с его стороны. Он охотнее допустит, чтобы его обманывали, обольщали, угрожали ему, наказывали его, нежели хоть минуту почувствует себя свободным в своих воззрениях, поймет, что если он должен смириться под игом деспотического правительства, то дух его все же мог бы хоть немного возвыситься и сбросить иго рабства хотя бы в области идей» [2, с. 155].

Новая встреча с настоятелем старообрядческого скита произвела на Ромма еще более тягостное впечатление и дала повод для новых раздумий о сущности религии. На этот раз в глухом лесу на севере Карелии речь пошла об астрономии. При этом, описывает диалог Жильбер Ромм, «в доказательство своей любви к астрономии он (Андрей Борисович. – М.П.) мне сказал, что, как ему известно, некоторые авторы были того мнения, что Земля вращает вокруг Солнца, но он считает, что Солнце вращается вокруг земли». Эта точка зрения незамедлительно вызвала праведный гнев французского ученого. Он даже не скрывал своего презрения к невежде: «Я ответил, что знавал одного крестьянина, который не умел читать и писать, однако не признавал другой системы, кроме системы Коперника». Разговор имел вполне закономерный итог, скрытый за любезными разговорами при расставании: «Андрей Борисович хочет показаться человеком тонким, политичным, но он просто лицемер и обманщик. Ему хотелось бы прослыть философом, он смотрит на себя как на главу общества стоиков. Но он просто невежда. Читал он больше, чем обыкновенно читают в России, но делал это не размышляя. Он говорит обо всем, но высказывает больше невежества, нежели познания» [2, с. 156].

Завершая посещение старообрядческого скита, Ромм все же счел необходимым сказать несколько добрых слов о людях, давших ему краткий приют во время трудного и опасного путешествия: «Не знаю, каковы отличительные черты верований раскольников, но должен сказать, что у них больше, чем в какой бы то ни было другой среде, процветает земледелие». Не менее важной для путешественника оказалась и другая сторона жизни староверов: «лучшие дороги, точно так же как и лучшие дома, вы найдете у них, а не у соседей». За всем этим скрывается еще один, определяющий все остальные, аспект деятельности религиозных диссидентов: «Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но крестьянин-раскольник любит учиться. Они, быть может, не умеют должным образом применить свои познания, но они учатся, а это что-нибудь да значит в стране, где вообще так мало учатся» [2, с. 157]. Из потаенного, но гостеприимного селения староверов путешественники направились к Белому морю, намереваясь посетить одну из главных российских святынь.

Описание Соловецкого монастыря стало одной из наиболее ярких страниц в дневнике Ромма. Он поспешно фиксировал события истории святой обители, пытаясь найти в прошлом объяснения его богатства и великолепия. Как знал Ромм, когда-то в древности одинокий отшельник построил на далеком острове в Белом море небольшой скит, но его начинание привело к грандиозным последствиям: «Благодаря его молитве и репутации святости, окружающей его, жизнь его оказалась столь плодотворной для острова, что долгие годы там могли существовать 700 человек монахов, воздвигших церкви и крепостные стены из огромных валунов и собравших сокровища, где золото и драгоценные камни нагромождены в изобилии, но без всякого вкуса». Размышления об истории монастыря привели Ромма к мрачным умозаключениям, в которых ясно просматривался будущий яростный борец с католической церковью, решительно вводящий в революционном Париже новый культ Разума: «Не раз острову случалось выдерживать осаду; в монастыре еще сохранился арсенал, где собрано огнестрельное и холодное оружие, в том числе и такое, какое теперь можно встретить только у самых воинственных и кровожадных дикарей – стрелы, палицы, топоры и пр.». В этом свете основатели Соловецкого монастыря выглядят, полагал Ромм, совершенно иначе: «Простак, построивший на Соловках первую келью, не думал, что со временем суеверие и алчность будут привлекать к его могиле тысячи людей». Из них «одни станут с оружием в руках требовать золота, а другие – лобызать эти бесплодные скалы, как обетованную землю, и дарить золото в обмен на молитвы» [4, с. 36].

Обитатели Соловецкого монастыря вызывали у Ромма исключительно сложные, но по большей части негативные чувства. «Монах, посвящающий себя наукам (спасения души), все время строго постится». Инок «ест только для того, чтобы поддерживать свое существование. Ему случается обедать только один раз в неделю». Такой строгий порядок, полагал Ромм, приводит к печальным последствиям: вся жизнь монаха — «это непрерывное недомогание». «Самоубийство, по-видимому, является целью, к которой они стремятся с чрезвычайным рвением. К чему собирать столько бед над головой человека? Совершает ли хоть одно полезное для своих близких деяние монах, проводящий дни и ночи в посте и молитве и напрягающий свое воображение только для того, чтобы измыслить новые мучения? Не появляется ли в его мученичестве больше себялюбия, нежели любви к человечеству, поскольку он, расходуя свои силы на достижение столь дорогого ему блаженства, ничего не делает для других». Но предназначение человека, полагал француз, заключается в ином: «природа одарила его способностями для того, чтобы он мог внести обществу ту дань услуг, которую обязан уплатить каждый человек. Мы насмехаемся над факирами, которых чтут индусы, которые ценой самых ужасных и нелепых мучений приобретают право на их восхищение и поклонение, – а разве у нас нет своих факиров? У каждой нации есть свои предрассудки и, может быть, ни одна не имеет права насмехаться над другой» [4, с. 37].

Последние слова Жильбера Ромма позволяют взглянуть на его дневник иными глазами. Ясно, что записки предназначались для критического прочтения и переосмысления в тиши кабинета, а не для широкого читателя. Здесь оказали свое неизбежное воздействие многочисленные труды далекой и небезопасной поездки. Ряд высказываний носят эмоциональный характер, они вызваны исключительно тяжелыми условиями, в которых оказался француз, привыкший к совсем иному климату. В то же время в путевом дневнике Ромма содержатся ценные факты, которые трудно найти не только в материалах делопроизводства, но и в записках путешественников-современников Ромма. Кроме того, его полевые записи могут послужить неожиданной на первый взгляд цели: они дают почву для размышлений о том, как готовилась и на какой почве произрастала идеология, приведшая к кровавым потрясениям Великой французской революции.


Библиографический список
  1. Пулькин М.В. Олонецкий крестьянин Севастьян Вонифатьев — депутат Уложенной комиссии 1767–1768 гг. // История и археология. Март 2014. № 3 [Электронный ресурс]. URL: http://history.snauka.ru/2014/03/924 (дата обращения: 25.03.2014).
  2. Ромм Ж. Путешествие к Белому морю в 1784 году // Север. 2007. № 1–2. С. 176–192.
  3. Пулькин М.В. Взаимодействие без конформизма: старообрядческие полемические произведения о взаимоотношениях с приходским духовенством // История в подробностях. 2013. № 7. С. 68–71.
  4. Пулькин М.В. Пожиратели петухов, или Жильбер Ромм и Павел Строганов на Севере // История в подробностях. 2013. № 11. С. 34–37.


Все статьи автора «Пулькин Максим Викторович»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: