На возникновение регионологии сильнейшим образом повлияли позитивистское видение социальных наук и возрождение экономического кейнсианизма в послевоенных Соединенных Штатах. Послевоенный оптимизм возродил веру в то, что при помощи социальных наук возможно планирование лучшего общества, а при помощи научных приёмов в социальных науках возможно решение общественных и экономических проблем. Президенту канадской Ассоциации регионологии принадлежит следующая цитата: «Наша Ассоциация родилась в уникальном интеллектуальном климате. За годы после окончания второй мировой войны, престиж учёного поднялся на невиданный ранее уровень, ибо в последней фазе войны мы стали очевидцами прямого и решительного приложения науки к решению человеческого конфликта. Порой казалось, что учёные в состоянии претендовать на участие в политической власти, и тем самым приблизить осуществление идей Платона. Мы дожили до того, когда мудрость и добродетель снова стали синонимами, а объёмы финансовых инвестиций в науку громадны» [1, P. 8].
На оптимистичном отношении к научным возможностям основана была уверенность в том, что наука позволит решать региональные проблемы и оптимизировать пространственные феномены. Говоря словами У. Айзарда: «После второй мировой войны резко обострился интерес к региональному анализу. В Соединённых Штатах война породила либо усугубила множество региональных проблем. Распространились разрывы и перекосы. В то же время, получило признание планирование как профессия, которая до войны ставилась в Северной Америке под сомнение обществоведами и неакадемической публикой» [2, P. 9]. Оптимизм в отношении применения науки к решению региональных и пространственных проблем транслировался в желание отдельных учёных создать новую область науки и новое профессиональное сообщество. Эти желания совпали в конце сороковых и начале пятидесятых годов с интересом к региональным проблемам со стороны экономистов. Видную роль в этом процессе сыграл У. Айзард внутри Американской экономической ассоциации, сумев привлечь плановиков, социологов, географов, инженеров и частных лиц, представлявших прочие дисциплины. Регионология как новая научная область предполагалась прежде всего междисциплинарной отраслью общественных наук, поэтому поначалу отобрали из общественных наук полезные концепции и приёмы, имеющие отношение к пространственным и региональным феноменам. При этом У. Айзард и остальные члены новоиспечённой ассоциации не уставали подчёркивать, что регионология не сводится к сумме региональных аспектов, почерпнутых из социальных наук. Они представляли себе регионологию как процесс разработки уникальных концепций и приёмов. Вопреки своему энтузиазму, У. Айзарду пришлось приложить немало усилий , убеждая учёных в том, что регионология – это отдельная научная дисциплина, которая непременно должна быть междисциплинарной. Всем вокруг казалось, что регионология – это напыщенное название региональных исследований в экономике и географии, что это теоретическая обществоведческая география. В свою очередь, У. Айзард указывал на то, что география того времени оставалась наукой описательной, не имевшей разработанных теоретических и аналитических приёмов, с весьма упрощённой методологией.
В отношении регионологических перспектив для географии, У. Айзард настаивал на том, что это две самостоятельные науки, у каждой из которых весьма обширный объект исследований. Ещё труднее пришлось У. Айзарду в полемике с теми учёными, для которых регионология была всего лишь региональной экономикой. К 1959 году в регионологии наметился выраженный регионально-экономический аспект. За первые пять существования органа Ассоциации регионологии под названием «PapersandProceedingsoftheRegionalScienceAssociation», 63 процента публикаций оказались посвящены региональной экономике. Поскольку экономика была в то время наиболее развитой в научном отношении социальной наукой, такой перевес был закономерным. Однако, У. Айзард продолжал утверждать, что регионология намного шире, чем региональная экономика, и называл три причины этого. Во-первых, регионология превосходит традиционную утилитарную логику, присущую традиционной экономике. В регионологии разрабатываются концепции и приёмы, сочетающий социальные и индивидуальные цели. Во-вторых, в послевоенную эпоху распространилось кейнсианское представление о необходимости традиционной экономики для понимания потенциала правительства в качестве игрока на поле региональных проблем. Критика экономики со стороны регионологии состояла в том, что неверно считать объём внимания, которое правительство уделяет решению проблемы, показателем важности данной проблемы. Наконец, в-третьих, на взгляд У. Айзарда, общество трансцендирует экономику. Решения в отношении пространственных феноменов принимаются исходя из целей трёх главных действующих лиц: индивидов (домохозяйств), предпринимателей (бизнесменов либо компаний) и государственных органов (правительства). Эти цели не существуют априорно, как пытались нас уверить утилитарные классические экономисты, они производны от основополагающей системы ценностей. Системы ценностей, в свою очередь, не постоянны и не универсальны, они варьируют на всём протяжении истории и между регионами. Поэтому крайне необходимо изучить взаимоотношения между системами ценностей в их контекстах, а также взаимоотношения между подсистемами внутри региональных систем. Поскольку социология в то время была дисциплиной наиболее близкой изучению ценностей и культур, она оказалась востребована регионологией.
У. Айзард выступал в защиту регионологии от тех, кто утверждал, что регионология есть то же самое, что региональная экономика, и доказывал, что социология призвана сыграть важную роль в создании валидной регионологической науки. Регионология призвана была стать более холистичной, чем региональная экономика, благодаря таким дисциплинам, как социология, и явиться поистине новой наукой, обращенной к рассмотрению операционализированных культурных и ценностных переменных, которым предстояло занять свои места в регионологических моделях. Однако, действительные взаимоотношения между социологией и регионологией не предвещали успешного воплощения задуманной У. Айзардом позитивистской парадигмы регионологии. Для успешного осуществления регионологии в качестве социального феномена требовалось разработать социальный дискурс, акцентирующий важность регионов и региональных проблем. В США в основу такого дискурса легли довоенные социологические наработки.
Важную роль в акцентировании важности регионов в качестве социальных единиц анализа сыграли регионологи Г. Одэм (Odum) и Р. Ванс (Vance) из Северокаролинского университета. У. Айзард признавал их вклад в качестве первопроходцев, но не понимал причин утраты социологами интереса к региональным исследованиям. Благодаря Г. Одэму и Р. Вансу, У. Айзард пережил влияние со стороны социологии. Ему открылась необходимость выйти за пределы технических ограничений, существующих в социологии, чтобы вполне понять формирование социальной солидарности в духе Э. Дюркгейма. Он сделался сторонником идеи о том, что регионологическая наука – особая социальная наука, что необходимо изучать региональные феномены сами по себе, как утверждал В. Уитни (Whitney), ученик Г. Одэма и Р. Ванса. Несмотря на то, что У. Айзард обратился к социологическим концепциям и настаивал на важности включения культурных ценностей в регионологические модели, он неоднократно подчёркивал, что культурологические исследования мало способны предложить регионологии по той причине, что в то время сами находились на примитивной стадии своего развития. Из сказанного следует заключить, что, хотя для становления валидной регионологической науки необходимо было участие социологии и иных смежных дисциплин, взаимодействие с этими дисциплинами следовало ограничить по причине того, что они занимали нижестоящий уровень развития по сравнению с экономикой, а, следовательно, неизбежно тормозили развитие регионологии. Кроме того, ряд учёных, находивших регионологическую науку полезной, увлекались исследованиями урбанизации и тяготели к социальной экологии, которую разрабатывал Р. Редфилд (Redfield) на социологическом факультете Чикагского университета.
Таким образом, на протяжении первых двадцати лет своего существования, регионология оказалась отделенной от социологии и смежных дисциплин. Игнорировались предостережения со стороны социологов о том, что пространство – кардинальное понятие регионологии – не существует априорно, оно культурно детерминировано и характеризуется культурным релятивизмом. Тем не менее, любые вопросы, имевшие отношение к тем культурным ценностям, которые не позволяли выполнить адекватную операционализацию, исключались из регионологического рассмотрения. Регионологическая наука оказалась редуцированной до уровня технических исследований. Междисциплинарное сотрудничество не продвигалось далее общих деклараций и возникало от случая к случаю.
На протяжении второй половины семидесятых и в восьмидесятые годы назревала потребность в обновлении регионологической науки в направлении систематического изучения ценностных суждений. Сторонники инструментализма критиковали У. Айзарда за абстрактный позитивизм, за увлечение анализом абстрактных функциональных связей и недооценку тех территориальных сил, которые производны от всеобщих связей, присущих исторически сложившемуся в данном регионе социальному порядку. Парадигму регионального развития У. Айзарда называли поставленной с ног на голову за увлечение объяснительными теоретическими моделями и такими абстрактными понятиями, как пространство, в ущерб исследованию реальных регионов. О взаимоотношениях между регионологией и социологией в то время свидетельствует тот факт, что в ставшем классическим труде У. Айзарда «Методы регионального анализа: введение в регионологию» практически весь текст посвящен региональной экономике, а из 784 страниц текста социологии уделены всего две страницы [3].
Сами того не ведая, критики У. Айзарда способствовали сближению регионологии с социологией через разработку общего дискурса. Вся критика строилась на аргументах, почерпнутых из работ, знакомых любому социологу, прежде всего Й. Гальтунга, Ю. Хабермаса и А. Турена. В семидесятые годы в регионологии сложились тенденции, хорошо знакомые по ситуации в послевоенной американской социологии. Главное различие состояло в том, что среди социологов энтузиазм по отношению к позитивизму угас быстрее, чем среди регионологов. Сразу после второй мировой войны, среди американских социологов возродился позитивизм. Главным архитектором стал Т. Парсонс – создатель структурно-функционалистской крупномасштабной теории общества. Это была попытка со стороны социологов решить задачу по раскрытию секретов нормативного порядка. Социология была призвана открыть – каким образом культура конструирует общие ценности и тем самым поддерживает функциональный порядок. П. Лазарфилд (Lazarfield) и другие социологи утверждали, что эта задача может быть решена с применением абстрактных эмпирических приёмов. Разработка таких приёмов в сочетании с применением крупномасштабной теории выводила науку на инструментальный профессиональный уровень. Именно такое понимание социологии было наиболее близко и желательно для У. Айзарда. Когда уровень развития эмпирических приёмов в социологии сравнялся с экономикой, регионология получила количественные данные о ценностях и целеполагании, необходимые для создания математических моделей. Социологическая наука данного типа означала бы логический прогресс по сравнению с донаучным прагматическим территориальным подходом Г. Одэма и Р. Ванса. Однако, в конце пятидесятых годов в США подобную перспективу раскритиковал видный социолог Ч. Р. Миллс. Опираясь на эпистемологические аргументы, представленные М. Вебером и другими маститыми авторами, включая американских прагматических философов, Ч. Р. Миллс раскритиковал и теорию Т. Парсонса, и абстрактный эмпиризм П. Лазарфилда. В итоге, с конца пятидесятых годов сложились две эпистемологические крайности. Одна крайность заключалась в продолжении выполнения программы по созданию естественной науки об обществе, сконцентрированной на причинно-следственных закономерностях, установленных методом наблюдения либо статистическими методами. Сторонники данного направления полагали разрешимыми сомнения относительно позитивистстких гипотез в социальном анализе при условии усиления внимания к процедуре сбора данных и выполнения вычислений. Противоположная крайность заключалась в полном неприятии и отрицании позитивистской парадигмы и в следовании антипозитивистской программе социологических исследований. Это альтернативное направление возобладало в социологии, вследствие чего сегодня социология представляет собой социальную науку, не отграниченную жёстким образом от других социальных наук и исследующую, по словам Э. Гидденса, социальные институты, возникшие благодаря общественным преобразованиям за последние двести-триста лет. [4, P. 9] Главной отличительной особенностью социологии становится социологическое воображение, предполагающее наделённость исторической, антропологической и критической восприимчивостью.
Библиографический список
- Czamanski S. The Evolving Epistemology of Regional Science // Papers of the Regional Science Association, 1976. No. 37.
- Isard W. Notes on the Origins, Development, and Future of Regional Science // Papers of the Regional Science Association, 1979. No. 43.
- Isard W. Methods of Regional Analysis: An Introduction To Regional Science. Cambridge: MIT Press, 1960.
- Giddens A. Sociology: A Brief but Critical Introduction. Toronto: Harcourt Brace Jovanovich, 1987.a